Гусляру повезло. Племенной Союз Сов, собрав совет, пригласил-таки пайдоса-наставника, столковавшись с городской гильдией. Среди молодежи топтать ноги по проселочным дорогам за прокорм и постой желающих не сыскалось. А вот Гусляр взялся за дело с большой охотой. Ему нравились Совы. Шаманы их... или жрецы... или волхвы, да какая в сущности, разница, не настаивали на обязательном присутствии на уроках. Вожди платили не то, чтобы щедро, но не отходя от уговора, отсыпая и табак, потчуя за ужином яблочно-ягодным вином. Привычное, даже, пожалуй, любимо, дело, ..., нос в табаке. Что еще старику надо? Скрипнула, закрываясь за спиной, массивная стальная дверь. Засовы лязгнули, запираясь. Шесть нечесаных голов одновременно вздрогнули от грохота, шесть чумазых физиономий, повернулись к нему. 'И зачем детям охотников грамота?- отвлеченно подумал Гусляр, внимательней всматриваясь в лица,- Им скорее присмотр нужен, чтоб не шалили. Хотя вон какие смирные. Может оттого, что впервые в Старых Схронах?' Подземелье, отведенное под ученичество, было на удивление сухим. Свет исходил от Вечных Факелов, зеленовато-тусклый, но не скудный. -Здравы будьте, отроки. Я сегодня буду научать вас грамоте. Зовите меня Гусляр. А теперь вы по очереди назовитесь, не тушуйтесь!
Из шестерых выхватил разом троих. Аленка, коса до пояса, Клоп, подпоясанный аки сноп, да Аким, подозрителен и нелюдим. Проговорили начальную седмицу из азбуки. Зачали писать, не забывая повторять вслух. Аз-Буки-Веди... а в лесах- медведи. Восковые таблички черного синтетического воска застонали под излишне усердным нажимом. Старик прошелся меж чадами, поправил ошибки, заровняв обратной стороной палочки воск, и нанеся штрихи заново. 'Почаще поворачивай писало',- всплыло из памяти изречение из совсем уж седой, непроглядной древности.
-До царя гороха...
- Дедушка, что?
Оказывается, вслух ляпнул. Аленку за вопрос ругать не стал. И за 'дедушку' тем паче. Ласковый голос, чистый глаз... Много ль теперь сыщется таких вот? За одно это все простить можно... Да, все. -Присказка это, дитятко. Дал слабину. И тут же посыпалось: -Откуда присказка? А сказка о чем? Разве был такой царь, Горох? Прикрикнул, хлопнул ладонью по камню. И тут же смягчился, взглянув на Аленку. Начал вещать вкрадчиво, заполняя тишину Схрона.
-Из стародавних времен та присказка. Времена те называли еще 'при царе Горохе'. Кто такой царь Горох? А вот послушайте. Жил-Был царь Горох. И правил он страной Медвяных Гор. Под властью его и люди были и звери. Страна царю досталась обширная. Большая то есть. Не просто большая, а б-о-о-ольшущая. И не зря она так прозывалась. В недрах гор ее... под землей то есть... премного меду было славного. А поверх тростник рос сахарный. В иных царствах-государствах, княжествах да королевствах меду почти не было. Да и с тростником сахарным не густо. А люди там жили как люди. Сладкое любили... меж собой делили. А в медвяных кущах Гороховских да отрогах, тростнику того конца-края не видно, меду того - хоть залейся. И придумал батюшка Горох наладить торговлю медом, да тростником, на все четыре стороны. Нет, и до Гороха тем самым страна та славилась... Везли подводы бочки громадные, ладные, лари необъятные, кули зело великие с медом да с тростником. Принимали купцы заморские поклажу, головами качали, да в бороды посмеивались. Возвращались восвояси возы легкими, нагруженные кадушками малыми, ларцами изящными, мошнами золотой нитью вышитыми. Делил царь батюшка между ближними те подарочки, да и о народце не забывал. Накупит, бывалочи, фейерверков разных... шаров надуваемых... кукол набиваемых. И ну ими в небо пулять на праздники... в белый свет...как в копеечку. Фейерверками то бишь. Растут огненные цветы дивные в небе, взмывают шары презнатные изукрашенные, гогочут чучельца в театрах кукольных. Народец и стоит, раскрывши рот, любуется. Ну, иной раз в рот-то и перепадало чего от щедрот заморских да царских. Кренделек, печенюшка на площади, али булочка. Вишь ли, большие искусники в тех королевствах жили, калачи и крендели на загляденье пекли. Нельзя сказать, что среди местных мужиков да баб, сметливых да искусных не водилось. Но устроилось от века как-то, что всем в стране заправляли лисы да медведи. Да и то сказать. Леса кругом... Тайга. А кто хозяин в тайге? Медведь. То-то. То-то в полях все больше медвежья дудка и растет. Тянутся к небу башни казенные, да луковицы золоченые. И не гуси с курами гогочут и квохчут, а все больше вороны. Призадумался Гусляр 'А не лишка ли хватил, старый олух, с кислого-то винца хозяйского. Шпыней бы волховских поостеречься надобно. Вон и Клоп малый глазенками буравит. Сызмальства в человече, видать, червячка ищет. Да будь что будет!' Табачком трубку набил. На кисете буквицы мудреные пальцами узловатыми разгладил. Дым струйкой взвился к высокому своду, потек в угол. 'За ходами воздушными следят',- одобрительно отметил про себя Гусляр. Прокашлялся. Продолжил. -Вот такое заведение, значится, до Гороха было. А при нем не то стало.
-А что ж при Горохе сделалось, дедушка? Он зверям-хитнткам, волкам да куницам укорот, никак, дал?- приступил с расспросами и Пров.
-Дал,- невесело просипел рассказчик,- Да тут же и обратно взял. Потому как без медведей, волков, лисиц да куниц, в лесу власти нет. Хотя и леса того, почитай, осталось...-тут дед осекся, покосился на серую стальную дверь.
-А что же он сотворил, деда?- сызнова Аленушка.
-Реки медовые пустил... на все четыре стороны, кроха,- ласково погладил по русой голове широкой ладонью сказитель. На старческих глазах выступили слезы.- Да накопил припасу огненного, не потешного уж. Чтоб, значится, соседи побаивались, да уважали. -А соседи что ж? -А что соседи? У тех купцы в королевствах главные... Не волки. И не медведи. Купцы продолжали посмеиваться. Да фигурки резные на карте расписной переставлять, как им захочется. Вишь ли, торгаши те шибко шахматы уважали. Игру зело мудреную, заморскую. Ту, в коей звери лесные, подручные гороховые, значится, мало что разумели.
-Ну а воск то тут при чем?- набычился Аким.
-Воск?-растерянно заморгал Гусляр. -А... Воск... Воск... Слаб памятью стал, детушки. Начну вот баять, да и забуду, с чего зачал. Он пожевал губами: -Утек мед в страны заморские. Утек на все четыре стороны. И летний, и зимний, подледный, истек, истаял до капельки. Да и тростник к той поре весь повырубили. И осталась страна Медвяных гор, пуста как орех, и гола, как яблоня по зиме. Скукожилась, аки высохшая на солнце змеиная кожа. Сделалась никому не нужной вдруг. Говорят, с тех пор ее прозвали Ореховой падью, а насельников, числом поубавившихся знатно, щелкунчиками.
-А почему...
Но Гусляр не дослушал Акима, продолжил:
-Жители лесные из ватаги гороховой, переселились в берлоги дальние, в царствах-королевствах тридесятых давным-давно отрытых и отмытых до блеска. Отправилось в путь и зверье помельче... Все к сынкам и дочкам, в странах тех загодя пристроенных.
-А что ж с Горохом сдеялось?- вопросила неугомонная Аленка. -И с воском?- не отставал упрямый Аким.
-Горох... Бах! И рассыпался из стручка горошинками,- скороговоркой пролепетал тихо дед.- А воск... Так только он нам, почитай, от меда в наследство и достался. От Медвяных-то Гор.